|
Вышла в свет книга заместителя Президиума МСРС князя Н.Д.Лобанова-Ростовского "Эпоха. Судьба. Коллекция".
15.09.2010
Кто не знает князя Лобанова-Ростовского! Обаятельный, всегда элегантный, весьма насмешливый и наблюдательный, Никита Дмитриевич — наглядный пример русского аристократа в его современном воплощении. Рожденный на чужбине, в Софии, и в 11-летнем возрасте угодивший в болгарский коммунистический застенок, потерявший отца и сформированный собственным трудом и настойчивостью, он всей своей жизнью показывает, что значит сила воли и духа, какое значение имеет испепеляющая страсть к искусству.
Хорошее окружение, доставшееся человеку от рождения, вызывает обычно умиление и зависть. Но хорошее окружение, завоеванное самим человеком на жизненном пути, вынуждает снять шляпу. Гений — этот тот, кто добивается своего, вопреки обстоятельствам, плывя против течения.
Книга Лобанова-Ростовского «Эпоха. Судьба. Коллекция» (Москва, «Русский путь», 2010) как раз и посвящена этим трем воплощениям: мы не выбираем своих эпох, мы стараемся распознать собственную судьбу в вихре жизни, мы укрываем накопленный жизненный опыт и отвоеванную красоту мира — как личную коллекцию — от смрадных ветров безвременья.
Эта книга рождалась годами, даже десятилетиями. Меня занимает один несмолкающий мотив: история автора, не переставая, переплетается с историей моей семьи. Я помню, как Никита Дмитриевич присылал мне некоторые страницы своих записок о собирательстве в самом начале 1990-х, когда я был в Париже арт-директором издательства Товия Гржебина. А еще раньше — как он рассказывал о своем увлечении в квартире моих родителей в Ленинграде в начале 80-х, и моя пятилетняя дочь, на предложение познакомиться «с одним американцем», боялась выйти из своей комнаты, потому что «он ведь негр». Шаг назад — в начало 60-х, — и дед Никиты Дмитриевича Василий Васильевич Вырубов в Лондоне надписывает моему папе выпущенную им биографию В.А.Маклакова (труд Георгия Адамовича): «...от друга его отца». Отец здесь — Алексей Толстой, и хотя род Вырубовых должен быть в ярости от того, что Алексей Толстой в соавторстве с историком Щеголевым приписали в 20-е годы фрейлине Анне Вырубовой вымышленный ими дневник, обида за давностью лет забыта. Зато помнится дружба, восходящая еще к 1916 году, когда на Западном фронте А.Н.Толстой стал свидетелем кипучей деятельности земского лидера Василия Вырубова и воспел его в тыловом очерке.
В своих воспоминаниях Никита Дмитриевич пишет, разумеется, не только об этом. Здесь история первого бегства в эмиграцию — из советской России в Румынию (настоящего бегства, с тайным пересечением границы, верным капитаном судна и арестом), история второго бегства — из Болгарии в Грецию (с трагическими на этот раз последствиями), записки о знаменитых предках-рюриковичах, о генерал-губернаторах, тайных советниках, дипломатах и генеалогах. На этих страницах соседствуют Катрин Денёв и генерал Волкогонов, Сальватор Дали и Исайя Берлин, Никита Хрущев и Томас Уитни. В именном указателе — полторы тысячи имен.
Он пишет об имидже России и удушающей коррупции, о Пушкине и Любомире Левчеве, Илье Зильберштейне и Александре Шлепянове, Сергее Лифаре и Георгии Костаки. О выставках, художественных стилях, характерах встреченных им людей, о Франции, Америке, Украине, об интеллигенции и ярмарке тщеславия.
На первый взгляд, уловить систему в построении книги непросто. Но, в действительности, это путешествие по жизни автора, с необходимыми и уточняющими повторами и новыми деталями, как это обычно и бывает при долгом рассказе своим родным и домочадцам. Читатель входит в биографию Никиты Дмитриевича по многу раз, под разными углами: вот родовой заход, вот студенческий, вот нью-йоркский, тут через отношения с музейными чиновниками, там — через жен и друзей, а вот — через аукционные цены на живопись.
Это нескончаемый table-talk на множество голосов, потому что рассказчиков в книге почти столько же, сколько и персонажей: Лобанов-Ростовский дает высказаться всем, у кого есть мысль и мнение, позиция и заинтересованность. Книга с головой погружает нас в бульон, именуемый жизнью коллекционера, не тая праздничной стороны дела и не пряча неизбежных разочарований.
Автор столько лет отвечал на всевозможные вопросы журналистов, что поступил совершенно правильно, включив наиболее содержательные беседы прямо в корпус своей книги. Абсолютно уместны здесь и высказывания его коллег по увлечению, искусствоведов и музейщиков, судящих не только о таланте владельца коллекции, но и об особенностях самого ремесла. В каком-то смысле, после чтения лобановской книги тема «жизнь коллекционера» становится чуть ли не исчерпанной: трудно поставить вопрос, на который автор уже не ответил бы. Такие книги называют эпохальными.
Но есть и еще одна сторона у воспоминаний. Эти записки, эти размышления, это отношение к России и русскому искусству необычайно лестны для нас. Каждым словом и каждым поступком Лобанов-Ростовский напоминает нам всем, что наша страна исполнена величия и наше художественное наследие — гениально. Презирая нытиков, хлюпиков и всякого калибра шпану, Никита Дмитриевич возвращает российскому общественному сознанию столь необходимое достоинство. Хочу подчеркнуть: не самодовольство, а самоуважение, не гордыню, а гордость, не чванливость, а трепетную благодарность созидателям и хранителям русского искусства.
ИА Regnum
|
|